Мечи Ямато - Страница 41

К оглавлению

41

— Теперь мне все понятно, — сказала Ацухимэ и прикусила зубами прутик. Она выслушала рассказ внимательно, ни разу не перебив. — Все сошлось и получило объяснение, Алтём. Твои яма-буси. Вот чего мне недоставало, чтобы быть уверенной во всем и понять все до конца.

— Послушай, Ацухимэ-сан! — При всей симпатии к этой девушке Артем начал испытывать раздражение. — В отличие от тебя я мало что понимаю. И мне, честно говоря, несколько надоело отвечать на вопросы, не получая взамен никаких сведений. Я, кажется, имею право знать, что это за письмо, потому что из-за него чуть не лишился жизни!

— Да, ты прав, — сказала Ацухимэ, выбросив прутик. — Ты дважды чуть не пострадал из-за письма. В первый раз на дороге под городом Яманаси. Второй раз, когда на тебя возвели ложное обвинение и тем хотели избавиться от тебя навсегда. И почему Нобунага преследует тебя столь яростно, отчасти дает ответ все то же письмо.

Она достала из-за пазухи дощечку, разняла ее на половинки, достала из тайника письмо, положила его на колени.

— Да, мой брат правильно сказал, что Нобунага боится гайдзинского колдовства или гайдзинских знаний. Но он боится даже не за свою жизнь. Его больше пугает, что под угрозой срыва могут оказаться его великие замыслы...

Ацухимэ провела ладошкой по письму, разглаживая его.

— Какие планы, при чем тут Нобунага? Или он всегда у вас тут при чем? Не томи, Ацухимэ! — чуть ли не взмолился Артем.

— Письмо предназначено для Нобунага. Нобунага вступил в сговор с монголами, — сказала Ацухимэ. — Моя родина в опасности...


* * *

У Артема заболели колени. На циновках он уже мог высиживать подолгу, наловчился. А вот на голом дощатом полу пока что не получалось. Стараясь ступать как можно тише, Артем покинул хайден и вышел из храма...

Глава шестнадцатая
РОДИНА В ОПАСНОСТИ

Холодная ночь.

Все гремят котлами соседи!

Назло мне, что ли?..

Бусон

Артем вышел на храмовое крыльцо. Старик дремал, прислонившись к перилам. Разморило дедушку на солнышке.

Между прочим, дедушка уже покопался в дорожной сумке Ацухимэ, познакомился с мечом. Убрал он его обратно не слишком аккуратно — вон рукоять торчит из соломенного мата, поглубже надо было засунуть. Эх, дедушка-дедушка, вроде священнослужитель в почтенных летах, а все туда же руки тянет — к оружию.

Артем сел у противоположных перил, откинулся спиной на ступени, положил руки под голову. А хорошо-то как, мать честная! Под тобой — нагретое солнцем дерево, комары не кусают — комариный сезон, говорила ему Ацухимэ, начнется где-то через месяц-полтора. Закрытый от ветров — и житейских волнений мирок. Вот где нервы надо лечить...

Совершенно неудивительно, что Артем задремал. В полусне-полуяви он вновь вернулся к тому самому разговору под сухим деревом...


* * *

— Почему ты думаешь, что письмо адресовано даймё Нобунага? — спросил Артем. — Откуда ты взяла сговор с монголами? Как это все может быть понятно из коротенького письма?

— Все сходится, Алтём, все объясняется. И я не вижу иных толкований. И не одно письмо навело меня на эти мысли. Вот смотри, Алтём! — Она похлопала ладонью по разложенному на коленях листу с иероглифами. — Меня не слишком удивило, что письмо написано по-китайски. В конце концов, тот, кто писал, стремился предельно затруднить прочтение письма. Так и случилось бы, попади оно в руки человека, не владеющего китайской грамотой. Он бы мог просто выбросить листок, подумав, что в нем нет ничего важного и не стоит тратить силы на поиски переводчика. Но в семье Кумазава хорошее образование всегда получали не только мужчины, но и женщины...

— Потому что женщин в семье Кумазава всегда готовили к служению на государственном поприще, — сказал Артем не без легкой грустинки в голосе.

— Нет, не только поэтому. Некоторые женщины выбирали для себя обязанности жены, им никто не препятствовал. А некоторые... не оставались чистыми, и путь на государственную службу для них оказывался закрыт. Иногда по своей воле они теряли чистоту, не в силах перед кем-то устоять. Иногда же — не по своей. Сестру моей матери однажды отправили к одному нашему родственнику с важным и срочным поручением. На тот момент под рукой не оказалось никого из мужчин, кому можно было доверить поручение, и потому отправили ее. Сестра моей матери была очень красивой женщиной, а тот, в чей дом она прибыла, был несдержанно сластолюбив. Он не устоял перед красотой сестры моей матери и взял ее силой. Это был наш родственник, и семья его простила, но сестра моей матери не смогла пойти на государственную службу, о чем мечтала с детских лет. И все из-за одного-единственного приступа разнузданной мужской похоти.

Сказано было с укоризной, и Артем испытал что-то вроде чувства вины за весь похотливый мужской род.

— Кхм... — Он смущенно крякнул в кулак. — Так что у нас там с письмом? Как-то мы заговорили не о том, правда ведь?

— Вернемся к письму, Алтём, — сердито проговорила Ацухимэ. — Как я сказала, меня не слишком удивили китайские иероглифы. Меня больше удивило, почему вдруг ни с того ни с сего мне на ум пришел Ченг-Цзе. И я поняла, что не случайно он пришел на ум, совсем не случайно. Мне известно от брата, что даймё часто сравнивает себя с Ченг-Цзе. Его любимое занятие — искать и находить совпадения в своей жизни и в жизни Ченг-Цзе. Как и «истинный правитель», Нобунага родился в то время, когда его отец был на войне. Селение, в котором родился Нобунага, как и урочище, в котором родился Ченг-Цзе, стояло на берегу реки. Отец Нобунага умер, когда будущему даймё было тринадцать лет, и отец Ченг-Цзе умер, когда будущему покорителю народов было тринадцать. Я не стану перечислять всех совпадений, которые нашел даймё...

41